К 100-летию Приморского радио, памяти главного редактора художественного вещания Приморского радио Элеоноры Романовны Коварской и редактора газеты «Красное Знамя» Николая Васильевича Федюшова
Аннотация: В очерке рассказывается о судьбе двух замечательных руководителей приморских средств массовой информации 1950–1970 гг., легендарной супружеской пары, которая оказала огромное влияние на формирование профессиональной культуры как приморской прессы, так и приморских радио и телевидения, а также на общий уровень культурной жизни Владивостока тех лет.
Ключевые слова: Н.В. Федюшов. Э.Р. Коварская, Р.И. Фраерман, Владивосток, газета «Красное Знамя», Приморское радио.
Историю российского Приморья созидали люди пришлые. Военные и предприниматели, строители и рыбаки, ученые и педагоги приезжали на берега Тихого океана кто по приказу, кто по приговору, кто в поисках приключений, кто в надежде сделать на новом месте карьеру… Нередко это были личности культурные и образованные, создававшие и возглавлявшие предприятия и организации, свои профессиональные школы, в рамках которых росли и развивались специалисты из числа уже укоренившегося населения. Некоторые из таких «патриархов», влюбившись в Приморье, трудились здесь до конца жизни, упокоившись в мемориальной зоне владивостокских кладбищ. Другие, исполнив поставленную задачу, возвращались в столицы.
Мало, кто помнит сегодня их имена, и мало кто может отличить легенды о них от реального хода событий. Одну такую историю я и хотел бы сегодня рассказать.
В 70-е годы прошлого века газета Приморского крайкома КПСС и Приморского краевого Совета депутатов трудящихся «Красное Знамя» была едва ли не самой популярной газетой в СССР среди таких же, как она, краевых, областных и республиканских газет [1]. Понятно, что конкурсов таких тогда не проводилось, но объективно: при населении края в 2 млн. человек ежедневный тираж ее достигал 440 тыс. экземпляров. И не только потому, что в 2-х копеечную газету (столичные «Правда» и «Известия» стоили 3 коп.) рыбные торговцы на рынках заворачивали покупателям камбалу. Но и потому, что, не смотря на партийно-советские стандарты, читать приморскую газету было интересно. К тому времени в «Красном знамени» сложился творческий коллектив авторов, умевших о самых сложных проблемах текущей жизни писать увлекательно и просто, избегая казенных стереотипов. Не всем журналистам это удавалось в равной степени, но общий настрой в коллективе был творческим.
Руководил газетой в то время В.Г. Чухланцев. Владимир Григорьевич не имел специального журналистского образования – начинал трудовую карьеру инженером на заводе, зато хорошо знал настроения в народе, знал, чем зацепить читателя «за живое», знал, какие журналисты для этого нужны и умел при этом защитить свою точку зрения «наверху» — в краевом комитете КПСС. Но было и еще одно обстоятельство, возможно решающее, повлиявшее на становление Чухланцева как редактора главной краевой газеты, – его предшественник на этом посту, талантливый и опытный журналист самого высокого столичного уровня – Николай Васильевич Федюшов, который не только привлек «технаря» в журналистский коллектив, но со временем сделал его своим первым заместителем.
Рис. 2. Н.В. Федюшов (слева) и В.Г. Чухланцев. Фото середины 1960-х гг. из фондов Музея истории Дальнего Востока им. В.К. Арсеньева
Во Владивосток Федюшова направил ЦК КПСС в 1951 г. сразу на должность редактора «Красного Знамени». В 40 лет (1911 г.р.) это был уже сложившийся и очень опытный руководитель. Начинал в 1930 г. в «Учительской газете», где вырос до заместителя ответственного редактора. Затем в «Известиях» занимал должность ответственного секретаря. Во конце Великой Отечественной войны организовал и возглавил республиканскую газету «Советская Латвия», из которой через несколько лет и был переведен во Владивосток.
Правда, от биографов «Красного Знамени» мне приходилось слышать, что с приходом Федюшова главная приморская газета почти не изменилась, и продолжительное время оставалась еще похожей на партийные издания других регионов – сухим языком, единообразием точек зрения, картонными персонажами передовиков соцсоревнования. И газетные подшивки, сохранившиеся в библиотеках, это мнение в целом подтверждают. По натуре своей Николай Васильевич, скорее всего, не был революционером и реформатором, но как человек талантливый и творческий нуждался в таких же талантливых сотрудниках рядом с собой, привлекал их и всячески поддерживал. Что постепенно и меняло общий тон газеты…
Вот как рассказал позднее об этом один из молодых сотрудников газеты, выпускник факультета журналистики Львовского университета 1962 г. Вадим Полторак в своей документальной повести «Поди туда, не знаю куда»:
«Я не совсем понимал Николая Васильевича. Он работал в крупных изданиях и разбирался в разнице слов. Но когда дуболомы тащили свои коряги – не препятствовал. Лишь бы подвоха не было, лишь бы крайком не придрался. И в то же время маленькие удачи немногочисленной молодежи отмечал и поощрял. Но потом я осознал, что он просто давно махнул рукой на дуболомов и принимает их как неизбежную норму, а зеленым листикам радуется просто как живой человек: показался росточек, значит нужно его полить. А газета и есть газета, не Версаль какой-нибудь, и цена ей известна – две копейки» [2].
Рис. 3. Редакция газеты «Красное знамя» в начале 1960-х гг. Фото из фондов Музея истории Дальнего Востока им. В.К. Арсеньева
Поведал Вадим Полторак и о том, как и за какие грехи успешный столичный журналист был сослан на край света. Романтическую историю эту знала в те времена вся владивостокская тусовка, включая журналистов газет, радио и телевидения. С главными героями ее молодой журналист познакомился в первый же день, на редакционной даче, куда временно был поселен.
«…Дощатые домики, как игрушечные, стояли среди деревьев, и веселая дорожка бежала через железнодорожные пути прямо к заливу.
Нам снова оглушительно повезло: стоял самый конец августа, и до отказа набитые дачки опустели перед школой. Здесь остались только бездетный редактор с женой, да еще ответственный секретарь Воронович, равнодушный к природе, но полагавший долгом всегда пребывать при начальнике.
Вечером у костра мы познакомились с ними. Всегда огромный, Николай Васильевич вне своего кабинета уже никого не пугал, разве что Вороновича, по неизбывной привычке.
Главной теперь была Нора – красивая и очень приятная жена Федюшова. Позднее в редакции мне поведали всю их нетипичную историю.
Сразу после войны Федюшов занимал важный пост ответсекретаря «Известий». Непростые времена, а также наличие жены и двух дочерей вынуждали этого серьезного человека блюсти сверхсерьезность. Он был тогда на пятнадцать лет моложе. Но и в пятнадцать раз осторожнее. Никаких мужских грешков – только работа, работа. Работа, а в оставшуюся чуточку – семья. Тем ослепительнее поразила его молния встречи с Норой.
Владивосток никогда не был обижен красивыми женщинами – такой, видите ли, необыкновенный город, они здесь появляются из морской пены. Но когда местные знатоки в 1951 году увидали Нору, они признали, что раньше не видели ничего. Во всяком случае, так гласила донесенная до меня легенда.
Но вернемся к пораженному молнией ответсекретарю. Все прежние ценности потеряли смысл. Серьезность, бдительность и осторожность слезли с него, как отмершая кожа слезает в парной. Видимо, он ничего такого не проходил в юности и не закалился. И потому перед ним встал совершенно юношеский выбор: соединиться с Норой либо умереть.
Здесь стоит еще вспомнить, что Нора была дочерью писателя Рувима Фраермана, именно она и была описана в известной повести «Дикая собака Динго». Так что обоим нашим персонажам характеры не позволяли умело выкрутиться и просклизнуть в отысканную щель.
Федюшов стал оформлять развод, товарищи изо всех сил уговаривали вернуться к партийной норме, недруги предвкушали гибель и утопление огромного дредноута – всегда ведь находятся такие лодчонки, которым не дают жить большие корабли. Но мы не знаем, кто распоряжается катастрофами, – во всяком случае не завистливые лодочки, не то бы у нас уже ничего не осталось. Так что из партии Николая Васильевича не исключили, а записали в учетную карточку строгий выговор, из Москвы выслали, но вовсе не в Воркуту, а в Ригу редактором газеты «Советская Латвия». А через пару лет началась корейская война, и большой дредноут послали на укрепление Дальневосточного фронта, редактором «Красного знамени». С ним была Нора – и больше ему ничего не было нужно.
Итак, прекрасным августовским вечером мы сидим у костра, разговаривают женщины – они это умеют. И вдруг Нора спрашивает меня:
– Вам нравится Окуджава?
Осторожно спрашиваю:
– Это, что ли, кто-то из японцев?
Деликатные хозяева не расхохотались. Нора принесла из своей дачки магнитофон, и я впервые услышал трогательную историю о том, как «девочка плачет, шарик улетел».
Рис. 4. Э.Р. Коварская на той самой даче с будущей популярной приморской телеведущей Еленой Сорокиной. 1964 г. Фото из архива Е.Г. Сорокиной
Эту романтическую легенду я потом слышал от многих возрастных коллег по СМИ. По их словам, в ней Полторак умолчал о нескольких существенных обстоятельствах, главное из которых заключалось в том, что Элеонора Романовна Коварская во Владивостоке была известна не только как жена редактора «Красного Знамени» и дочь писателя Фраермана. Долгие годы она работала на Приморском радио, где, довольно быстро стала сначала главным редактором передач для детей и юношества, а затем и вовсе главным редактором художественного вещания, каковую должность занимала до самого выхода на пенсию примерно в 1974 г. [3]. И продержалась так долго не только потому, что была женой редактора главной партийной газеты Приморья, а после кончины Николая Васильевича в 1966 г. его «вдовствующей королевой»… Все, кто знал Коварскую, кто работал с ней и под ее началом, рассказывают, что она играла на Приморском радио роль неизмеримо более значительную, нежели предписывалась ей должностными обязанностями главного редактора, а именно роль культурного камертона, на который ориентировались и рядовые сотрудники, и руководители.
Председатель Примтелерадио Семен Владимирович Юрченко называл Нору Романовну украшением своей организации. Заместитель председателя по радио Павел Федосеевич Марченко не стеснялся консультироваться с Коварской по любым, иногда весьма щекотливым для коллектива вопросам, да и просто любил поболтать с ней «за жизнь». И все, кто знал Нору Коварскую в те времена, безусловно называют ее одной из самых ярких фигур культурной элиты Владивостока. Само-собой она дружила со многими известными в городе людьми, а Евгения Александровна Капица – жена председателя Президиума ДВНЦ АН СССР, даже подарила ей щенка карликового пуделя, которого новая хозяйка, лишь только положив на ладонь, назвала Варежкой.
Но вернемся к легенде, которую напомнил мне Вадим Полторак. Она выглядела такой красивой и трогательной, так завораживала силой любви двух ярких и талантливых личностей, что я не удержался и в 2010 г. коротко пересказал ее в статье о самой популярной приморской газете, которую написал для издания «Энциклопедия рекордов. Приморский край. Все самое, самое…». А через 2 или 3 года выложил ее вместе с другими статьями на сайт «Энциклопедия Приморья. Все самое самое…».
И думать забыл, когда на почту «Энциклопедии» пришло письмо от Ирины Евгеньевны Богат – внучки Николая Васильевича Федюшова по материнской линии и дочери известного советского публициста Евгения Богата. Этот текст Ирина Евгеньевна впоследствии разрешила мне опубликовать, и здесь я привожу ее письмо полностью, включая и рассказ ее мамы Нонны Николаевны о своем отце. На мой взгляд, он не только корректирует вышеизложенную легенду и последовательность событий в ней, но существенно дополняет образ Н.В. Федюшова. А, кроме того, содержит много мелких деталей об известных в СССР событиях и людях.
«Дорогой Александр, посылаю Вам воспоминания моей мамы, которые она мне надиктовала. Они немного рваные, я в них ничего не меняла, только расставила знаки препинания.
Как ни странно, хотя я была маленькая очень, я помню дедушку хорошо. Помню, он приехал к нам в Москву, он останавливался всегда у нас, и привез огромного медведя. Этот медведь был ростом больше моего. Я испугалась и плакала, а мама его очень ругала.
Помню, как он не давал нам по ночам спать. У него же был большой перепад времени. Все ложились, засыпали, а часа в три ночи он всех будил со словами: Ноник (так он звал мою маму), вставайте, давай щи, водку, садимся за стол. И даже мой папа (известный советский публицист и писатель Евгений Богат – А.Т.), который был совсем другим человеком по душевному складу, всегда слушался, садился с дедушкой, и они болтали до утра. Папа мой очень любил его рассказы о былых временах, разные байки. И его любил. Он был очень настоящим, совершенно без фальши. Очень открытым, в чем-то простодушным, и добрым человеком. Из Японии он привез мне несколько нарядов, я до сих пор храню их.
В общем, присылаю Вам в прицепе то, что продиктовала мне мама. Фото пришлю позже.
«Мой папа Николай Васильевич Федюшов родился 21 февраля 1911 года. Он был сиротой, его вырастили дед и бабка в городе Пензе. Его отец был убит в Первой мировой войне, когда ему было всего 22 года, мать, Надежда, умерла в родах. Папа окончил десятилетку в Пензе, в шестнадцать лет приехал в Москву, поступил на мехмат МГУ, перешел на юридический, окончил. Начиная с 1930-х годов, работал в газетах. С 1935 года – заместителем главного редактора «Учительской газеты», в то время крайне престижной, а ему ведь было тогда всего 24 (!) года. В 1940 г. перешел на должность ответственного секретаря (второй по значимости после главного редактора) в газету «Известия», в 1944 г. был главным редактором газеты «Советская Латвия» в Риге, в 1951-м уехал на Дальний Восток. Умер в 1966 г. от инсульта.
В 1944 г. в газете «Известия» произошла большая ошибка, которую назвали политической. Сняли и редактора Л.Я. Ровинского и папу. Какая это была ошибка, я не смогла выяснить, есть только информация, что это было политическое решение – всех снять и наказать. Папа оказался под угрозой ареста, но со времен «Учительской газеты» он знал Калинина, последний курировал «Учительскую газету». Калинин сыграл очень большую роль тогда в его жизни, он отправил отца в армию, которая уже стояла на подступах к Риге, папа вошел в Ригу с армией, был организатором первой советской газеты «Советская Латвия» и ее первым главным редактором. Дважды в него стреляли, он любил говорить: «Чужая эта нам земля, не наша». И так и не привык к жизни в Латвии. Папа не сомневался, что моя мама, Анастасия, поедет вместе с ним в Ригу. Но она категорически не хотела об этом слышать. И категорически отказалась с ним ехать.
Рис. 5. Николай Федюшов с первой женой Анастасией Алексеевной
Как и папа, моя мама Анастасии Алексеевна, была сирота. Так они и сошлись – две сироты в такое трудное и голодное время. Папа был на редкость легким в жизни и в общении человеком, очень непритязательным в быту, и благодарным за каждую мелочь. Мама была странного характера. Если называть вещи своими именами, она была истеричкой, и, как я теперь понимаю, женщиной, полностью равнодушной к мужчинам. При этом она была необыкновенно красива. Невозможно ничем, кроме странности характера, а, может, и психики, объяснить, что она отказалась ехать с отцом в Ригу, не поддержала его в тяжелую для него минуту, а, наоборот, только кричала и ругала его. Отец уехал один, у него не было выбора — грозил арест. Он с каждой оказией присылал нам деньги, каждое лето, пока он был в Риге, я приезжала к нему и жила вместе с ним на побережье. В Риге он встретил Нору, она была его секретарем. До этого они знакомы не были. Но я Нору не видела, отец не знакомил меня, и потом я поняла – почему: когда его служба в Риге закончилась, он приехал в Москву и опять просил маму поехать с ним, уже во Владивосток. Мама опять отказала. Папа уехал, и больше они уже не виделись. Нора поехала вместе с ним.
Так что в той статье, которую прочла мне моя дочь, есть как минимум две неточности – мой отец никогда не бросал жену и, что более важно, никогда не бросал детей, и с Норой он не был знаком до Риги. Как говорил мой муж: «Нет мужчины, который не мог бы уйти от женщины, но не каждый мужчина уйдет от детей». Мой отец не ушел не только от детей, но и от жены, это она предала его. А нас с сестрой он всегда поддерживал, помогал деньгами – всегда, а я-то вообще всю жизнь с ним дружила, он приезжал ко мне в Москву, когда я была уже замужем, дружил с моим мужем, очень любил мою дочь – свою внучку, я прилетала к нему во Владивосток. Моя дочь до сих пор вспоминает, что все свое детство ела только красную икру, так как папа буквально заваливал нас посылками с икрой и крабами. Они стояли у нас на подоконнике, и мы не успевали их съедать.
Был он все-таки, по-видимому, романтиком. Любил охоту, рыбалку, вольную, более или менее, жизнь. Время было суровое, думалось ему, что чем дальше, тем – лучше. Ему тогда предложили целый ряд областных изданий, и он выбрал Приморье. Помню, сказал: «И на Тихом океане свой закончу я поход». Так и вышло. Он дважды бывал в заграничных командировках – в Китае и в Японии. То, что он увидел в Японии, жизнь там — его буквально сразило. Я всегда думала, что он и заболел тогда. Он стал понимать то, что никогда не приходило ему в голову, ему, студенту первого советского поколения, ответственному работнику тридцатых-сороковых годов, коммунисту, и, что трудно сказать, сталинисту. А в общем был он очень хорошим человеком, очень широким, размашистым, мужиком, каких теперь и не встретишь, музыкально одаренным, много пил, курил, и всегда очень много работал, был очень преданным другом своим друзьям, помогал им всегда, особенно неудачникам.
Война.
Мне было пять лет, и я помню, как отец бежал со мной на руках в этот день всеобщей паники в Москве, потом пробирался через какую-то немыслимую толпу к вагону на казанском вокзале, передавал меня каким-то чужим людям через окно. Так я попала вместе с сестрой, ей было тогда десять лет, в детский дом «Учительской газеты» в поселке или городке Сысерть под Свердловском. А дело было в том, что отец не имел права эвакуироваться, мать осталась с ним в Москве. Ну, а нас с сестрой в последнюю минуту в состоянии полного замешательства отправили в Сысерть.
Рис. 6. Николай Федюшов с дочерью Нонной
Я плохо помню год, проведенный там в детском доме, но смутно помню всю жизнь: ряд коек под высокими сводами, как теперь понимаю, церкви, там гнездились летучие мыши и мы боялись высунуться из-под одеяла. Страшно было. Помню, все время рвали крапиву для супа. Через год приехала мама, я так одичала, что ее не узнала. Помню, как мы стояли на дороге, голосовали, с нами была еще одна женщина с мальчиком, который подавился костью. Она буквально бросалась под грузовики, которые в большом числе проходили мимо, но никто не останавливался. Но, наконец, мы все-таки уехали в Свердловск, несколько дней жили в корпункте «Известий», потом уехали Москву.
Помню, как мама выходила на остановках, чтобы что-нибудь съестное купить, только помню, что однажды она купила консервы, когда их открыли, там оказался какой-то хлам. Мама сильно плакала. Потом помню, как она отставала от поезда, и какой-то мужчина повис на одной руке, чтобы ее ухватить и затащить в вагон. И она опять очень плакала. Еще помню, как в вагоне прятали мужчину, когда должен был проходить кондуктор в форме, его как-то очень дружно все прятали, то в туалете, то на четвертой полке. Наконец приехали в Москву, и опять помню на вокзале море людей, все шумели, толкались (1944 год) и опять папа нес меня на руках, продираясь сквозь толпу, все время показывал какой-то пропуск.
Так мы приехали домой, уже на Бородинку, первый дом газеты «Известий», который начали строить еще до войны, к тому времени было построено три секции, остальные достраивали пленные немцы, которые жили в подвальных этажах нашего дома. С удивлением вспоминаю, как все их жалели, прикармливали, а девушки так просто кокетничали с ними. Все удивлялись, как культурно они живут, приходя с работы переодеваются в чистые белые рубашки, в глаженые брюки, чисто выбритые. Очень все это было странно нашей интеллигентной публике. Однажды у меня упал кот с пятого этажа на их территорию, через несколько дней мне его принес часовой, моего вылеченного кота Ваську.
Мать с отцом были в эвакуации в Куйбышеве, куда эвакуировалась со временем газета «Известия». Они занимали большую комнату, разделенную на несколько маленьких. В одной из них жила семья Шостаковича. Они очень подружились, так же они подружились еще с двумя музыкальными семьями – Владимира Софроницкого и Льва Оборина. Мама вспоминала, что, когда собирали вещи для детей Сталинграда, Дмитрий Дмитриевич отдал все вещи до единой своего сына и дочери, от чего его жена Нина пришла в ужас. Дети остались просто голыми.
Они продолжали дружить и в Москве, пока отец там жил. По приезде из эвакуации все эти музыкальные люди преподнесли моим родителям в подарок (по-видимому, было за что) – замечательный рояль «Мюльбах», на котором якобы играл сам Чайковский. Этот рояль довольно странно смотрелся в нашей квартире, заставленной мебелью с казенными бирками, ибо прежнюю нашу квартиру в доме на Староконюшенном переулке разбомбило в первые же налеты немецкой авиации в Москве» [4].
После прочтения этого письма, комментировать которое не вижу смысла, я, тем не менее, испытал потребность уравновесить его более подробным рассказом о втором главном персонаже легенды. Тем более, что отдельные детали и повести Вадима Полторака, и письма Нонны Богат оставляли больше вопросов о личности и биографии Норы Коварской, чем давали ответов.
Документальных свидетельств о ней в государственных архивах во Владивостоке сохранилось немного, а доступны из них сегодня, благодаря требованиям Закона о персональных данных, еще меньше.
Тем не менее, основываясь на рассказах людей, знавших Нору Романовну, говоривших с ней, в том числе, на темы личные, можно составить более или менее связный рассказ и о ее персоне, и о ее судьбе.
Александр Георгиевич Брюханов, известный приморский радиожурналист, который на заре своей карьеры работал под началом Коварской, а затем поддерживал с ней отношения и после ее выхода на пенсию, ныне директор Приморской краевой публичной библиотеки им. А.М. Горького рассказывает:
«Так случилось, что родителей Норы Романовны жизнь очень быстро развела в разные стороны. Рувим Фраерман в 1918 году умчался на Дальний Восток, его жена Дора переехала (усилиями Красного Креста и хлопотами родственников) с крохотной дочкой в Латвию, которая в том же году стала самостоятельным государством… В Риге Нора выросла, окончила гимназию, а отца в первый раз увидела уже юной девушкой, когда приехала к нему в Москву познакомиться и погостить. Фраерман тогда уже был женат на коллеге из РОСТА, но детей у него больше не было.
Через несколько лет в Риге в конце 30-х годов Нора вышла замуж за Якова Коварского и сменила фамилию. А вскоре и отчество, которое с Рувимовны на Романовну переписал по ошибке, как она сама рассказывала, невнимательный чиновник. Этот брак и рождение в июне 1940-го года сына Николая пришлись на сложный политический период присоединения Латвии к СССР. Потом были война, гибель мужа, оккупация, возвращение в Латвию Красной армии, знакомство с Федюшовым и работа в газете «Советская Латвия»…
Вероятно, в это самое время Нора Коварская и оказалась в центре «водоворота» общения с друзьями и Федюшова, и Фраермана: Паустовкий, Симонов, Фадеев, Шостакович… Общения, которое прервалось только после отъезда во Владивосток. Какие еще свидетельства близости двух сердец здесь нужны, если за тридевять земель Николай Васильевич отправился и вместе с Норой, ее сыном Колей, которому заменил отца, и даже с ее мамой Дорой Исидоровной? (Позже выяснится, что их приехало пятеро, включая и маму Доры Исидоровны – бабушку Лину Фрид).
Рувим Фраерман писал из Москвы письма обеим своим дамам, отсылая их на адрес газеты «Красное Знамя» с пометками: Н.В. Федюшову (для Норы) или (для Доры). Около 60 этих писем хранится сегодня в фондах Музея истории Дальнего Востока им. В.К. Арсеньева.
Рис. 7. Редакция вещания для детей и юношества Приморского радио, 1959 г. В центре – Э.Р. Коварская [3]
А.Г. Брюханов:
«Нора Романовна реально была очень интересным человеком. И, хотя она, как мне помнится, не имела высшего образования (может быть, диплом Высшей партийной школы), но говорила, между прочим, на 4-языках. И вот пример…
В начале 1960-х гг. главная киностудия Германской Демократической Республики ДЕФА стала снимать сериалы. В СССР телезрители смотрели их с тем же интересом, с каким позже будут смотреть отечественные «Вызываем огонь на себя» и «17 мгновений весны». На Приморское телевидение эти немецкие сериалы по какой-то причине присылались из Москвы без перевода. Текст одного из них – самого заметного 5-серийного телефильма «Доктор Шлютер» переводила Нора – она блестяще знала немецкий язык. А обчитывала его в эфире диктор Зара Улановская. И делала она это не менее блестяще. Я потом Заре сказал, что это была ее лучшая работа на телевидении. Что касается русского перевода, то высокий начальник из Гостелерадио лично передал Норе Романовне благодарность за его высокое качество. Вообще, Нора была очень проста в общении, но некоего шика у нее было не отнять. И каждый, кто с ней говорил, чувствовал в ней женщину «оттуда».
Вспоминает Светлана Руслановна Шпилько, главный редактор Приморского радио с 1998 г.:
«В 1973 году я совсем случайно оказалась на Приморском радио в качестве нештатного автора. Коварская тогда еще работала главным редактором художественного вещания. Невысокая, полноватая, на голове – стрижка вьющихся с проседью волос… красивая и … какая- то особенная… Помню на пальцах пару колец… Курила папиросы… Мне она понравилась сразу, хотя, казалось бы, какое ей дело до какой-то девчонки?
К тому времени, когда я пришла на радио уже с дипломом ДВГУ в августе 1979 года, Нора Романовна вышла на пенсию, но связь с радио не утратила. Она писала сценарии для детской радиопередачи «Дед Всевед и любознайки». И вот тогда-то я стала бывать у нее дома улице Уборевича… Забирала готовый сценарий и приносила письма маленьких слушателей, в которых они задавали различные вопросы…
Для меня Коварская была… божеством! Умная, красивая, самодостаточная… Большая квартира с высокими потолками и огромным круглым дубовым столом в гостиной… Черная пудельша Варя… Когда мы пили чай за этим столом, обсуждая разные темы, то хозяйка как-бы невзначай могла сказать: «на вашем стуле сидел когда-то… Константин Симонов, или… Константин Паустовский…» (всю мебель она привезла с собой из Латвии). Я это принимала как само собой разумеющееся… и даже в голову не приходило взять блокнот, ручку и записать ее воспоминания… «Ничто нас в жизни не может вышибить из седла», — эту поговорку из стихотворения Константина Симонова я впервые услышала от нее и запомнила на всю жизнь… На память о Норе Романовне осталась книга «Дикая собака динго или Повесть о первой любви» ее отца Рувима Фраермана, прототипом героини которой стала его дочь… Она рядом со мной всю мою сознательную жизнь».
Рассказывает Инна Евгеньевна Лебедева, главный редактор Приморского ТВ в 1990-е гг., а в 1970-х журналист радио:
«Между собой сотрудники звали ее Норочкой, несмотря на ее вполне решительный нрав и умение сделать грозную выволочку нерадивому корреспонденту. Ее любили. Она была доступна, обаятельна и всегда готова помочь и даже защитить от нечаянной беды, свалившейся на голову ее подопечных. Мы часто бывали у неё дома на Уборевича, когда она уже ушла на пенсию, она научила нас пить настоящий кофе и рассказывала массу интересных вещей о людях, с которыми ей пришлось знаться. Потом, в середине 90-х гг. вслед за сыном она уехала в Израиль. После отъезда сына я как-то встретила ее на прогулке и поинтересовалась мнением об Израиле? Она грустновато так ответила: «Красивая страна, но не моя!»
Рис. 8. Элеонора Коварская, Эльвира Куценко и Светлана Тимофеева на ноябрьской демонстрации. Рубеж 1970-80-х гг.
Что еще можно сегодня к рассказанному добавить? Николай Васильевич Федюшов похоронен на Морском кладбище во Владивостоке. Там же упокоена и Дора Исидоровна.
Элеонора Романовна Коварская, по сообщению друзей сына, ушла из жизни в Израиле примерно через год после переезда.
Сын Норы Романовны Николай Яковлевич Коварский в 1962 г. окончил Дальневосточный государственный университет и стал впоследствии известным ученым-химиком. В год смерти своего отчима он защитил кандидатскую диссертацию, через 8 лет – в 1974 г. – докторскую, в 1968 г. организовал лабораторию электрохимии, которая в 1971 г. влилась в Институт химии ДВО РАН, где он и проработал до 1990 г. По информации Центральной научной библиотеки ДВО РАН, за это время Н.Я. Коварским было опубликовано около 200 научных работ, в том числе две монографии, получено свыше 40 патентов. Сотрудниками его лаборатории защищено 14 кандидатских диссертаций, 5 человек из них впоследствии стали докторами наук. В 1982 г. Николай Яковлевич был награжден орденом Трудового Красного Знамени.
Рис. 9. Н.Я. Коварский, 1970-е гг.
В июне 2025 г. доктор химических наук, профессор, член Международного электрохимического общества (ECS) и Американского химического общества (ACS), ученый с мировым именем, объединивший в своей биографии судьбы многих замечательных людей, Николай Яковлевич Коварский отметил свое 85-летие. Живет в Нью-Йорке (США) [7].
* * *
Текст этот для журнала «Записки ОИАК» я закончил писать в июле 2025 года и тогда же совершенно случайно наткнулся на сайте ЦНБ ДВО РАН на заметку о юбилее Н.Я. Коварского, которая так удачно, как мне казалось, завершила статью. Редактор торопил, я и так сорвал уже все сроки, и текст был отправлен мною в редакцию. Но сразу же после этого мне захотелось попытать счастья и попробовать связаться с Николаем Яковлевичем. Контактов его у меня не было, в ЦНБ тоже… Но, подумал я, если в свое время он был одной из звезд нашей химической науки, то в Институте химии ДВО РАН его не могут не помнить? И, прежде всего, недавний директор института и председатель ДВО РАН академик РАН Валентин Иванович Сергиенко?
И все получилось!
От Валентина Ивановича мне переслали электронный адрес Н.И. Коварского, я написал ему письмо… И недели через две получил ответ с извинениями за задержку, так как послание мое попало в спам и обнаружил он его совершенно случайно.
Я вновь написал ему теперь уже с просьбой ответить на мои вопросы о его родителях, если он не против.
И опять письма шли долго, но в ответном Николай Яковлевич написал, что не возражает, после чего я отправил ему список примерно из сорока вопросов, на которые вскоре получил краткие, но точные ответы.
Вышло довольно большое интервью, которое, вероятно, не попадет в журнал, зато здесь, в «Энциклопедии Приморья» и на историческом сайте Примтелерадио я публикую его в полном объеме.
Итак…
– Где и когда познакомились родители Элеоноры Романовны Рувим Наумович и Дора Исидоровна?
– Не знаю. Вряд ли она сочла бы этот вопрос с моей стороны деликатным, а сама об этом не рассказывала.
– Как была фамилия Доры Исидоровны и что у нее была за семья?
– Фамилия ее была Эдельсон (она была замужем вторично). Ее девичья фамилия Фрид. Кроме ее матери (моей прабабушки), других родных и близких (по известным причинам – убиты Гитлером) я не застал в живых и о них с ней мы не разговаривали (по тем же причинам). Моя прабабушка Лина Фрид приехала во Владивосток и жила вместе с нами, умерла и похоронена во Владивостоке.
– Где и когда родилась Элеонора Романовна?
– Она родилась в Баку 23 декабря 1918 года, хотя (по паспорту, ошибочно) день рождения отмечен 23 сентября.
– Правильно ли я понимаю, что Дору и Рувима разлучили обстоятельства?
– Да, их разлучила какая-то трагическая случайность в обстоятельствах гражданской войны при полном отсутствии каких-то связей, знакомств и сегодняшних средств коммуникаций. Но подробности мне не известны.
– Как они отыскали друг друга после расставания?
– Когда они отыскали друг друга, Рувим был уже женат на другой, насколько я понимаю… Подробности мне неизвестны.
– Какое образование получила Элеонора Романовна?
– Она закончила среднюю школу в провинции сегодняшней Балтики, в Валке (городок на границе Эстонии с Латвией). Свободно владела 5 языками (французский, немецкий, латышский, идиш и русский). В 1957 г. окончила еще с отличием приморскую партийную школу.
– В каком году произошла ее первая встреча со своим отцом?
– Не знаю точно. Об этой части ее жизни можно лишь догадываться по «Дикой собаке…»
– А как звали Вашего родного отца, и кто он был по профессии?
– Его звали Яков Соломонович Коварский. По профессии он был химиком, закончил Сорбонский Университет во Франции. Родился 21 января (по старому стилю 9-го) 1913 г. в Петербурге.
– Когда и как познакомились Элеонора Романовна и Яков Соломонович, когда поженились?
– Они познакомились в Валке (Датвия) в 1939 г., где после возвращения Я.С. из Франции, он сдавал экзамены по химии в Валкском Университете. Подробности знакомства мне не известны.
– Яков Соломонович воевал или погиб как гражданский человек?
– Он воевал.
– Чем занималась Элеонора Романовна до войны и во время нее? Она жила в Риге?
– До войны она работала гувернанткой в богатой латышской семье (требовалось знание французского), жила в Валке. После замужества переехала в Ригу. Во время войны была преподавателем немецкого в школе (Чувашия, село Первомайское, Первомайского р-на). После освобождения Риги работала там журналистом.
– Правда ли, что она была Романовной по паспорту и произошло это в результате ошибки чиновника-паспортиста. Если так, то, когда это случилось?
– Да, в послевоенном советском паспорте она Романовна, хотя в свидетельстве о рождении и всех документах времен войны и некоторое время после нее — Рувимовна. Почему и когда отчество изменено, как и кем, мне не известно.
– Как Элеонора Романовна познакомилась с Николаем Васильевичем?
– Подробности мне не известны. После освобождения от немцев, они оба работали в рижской местной журналистике, которая была тогда очень небольшой, и все знали друг друга.
– Работала ли она в «Советской Латвии» и, если «да», то кем?
– Да, она работала в 1944 г., сотрудником-журналистом. Около полугода-год.
– Работала ли Элеонора Романовна в Риге в молодежной газете или на радио (ходили такие слухи)?
– Да, после войны она работала в Риге в молодежной газете, названия не помню. На радио – нет.
– Как Вы познакомились с Николаем Васильевичем?
– Я познакомился с ним по приезду в Ригу, после возвращения из эвакуации где-то в конце 1944 года. Мне было тогда четыре года, так что я плохо помню подробности.
– Когда Элеонора Романовна и Николай Васильевич стали жить вместе, одной семьей?
– Примерно с 1945 года.
– Вы употребили словосочетание «мои родители», из чего следует, что Вы относились к Николаю Васильевичу как к отцу?
– А как я должен относится к человеку, который вырастил и воспитал меня?
– Можно ли коротко сформулировать, что Вам нравилось в нем больше всего – в детстве, а затем в молодости?
– В детстве – его любовь к рыбалке (мы были заядлыми рыболовомами) и его блестящий талант рассказчика. В молодости – его широкая эрудиция, щедрость, понимание реальности, организаторские способности.
– Кто в Вашей семье был главным?
– Конечно, Николай Васильевич. Однако за все 20 с лишним лет я не помню ни одной семейной ссоры. Мать управляла в одних вопросах, он – в других и главных.
– Каковы были причины перевода Николая Васильевича во Владивосток?
– Не знаю. Наиболее вероятно, что из-за развода или «недостойного поведения», для чего повод или донос всегда находился.
– Оформили ли родители свой брак или это оставался брак гражданский. Если оформили, то, когда и где?
– Они оформили свой брак официально перед переездом во Владивосток.
– Когда семья переехала во Владивосток?
– Летом 1951, точной даты не помню.
– Элеонора Романовна во Владивостоке сразу начала работать на радио или был период работы в «Тихоокеанском комсомольце»?
– Точно я не помню, но если она и работала по приезду в «Тихоокеанском Комсомольце», то очень недолго.
– Когда она вступила в партию и какую роль сыграл Николай Васильевич в ее трудоустройстве?
– Мать вступила в партию в 1944 году. Участие Н.В. в ее трудоустройстве мне не известно.
– С кем дружила Элеонора Романовна во Владивостоке, кроме Светланы Тимофеевой и Евгении Александровны Капицы?
– В первое десятилетие по приезду во Владивосток она дружила с очень доброй и обаятельной женщиной, ведущим врачом туберкулезной больницы Владивостока. К сожалению, забыл ее ФИО.
– Кто приходил к вам в гости по праздникам?
– Обычно ведущие сотрудники «Красного Знамени» и их семьи (Вороновичи, Гайдашенко и другие).
– Поддерживали ли родители отношения в друзьями в Москве и Риге? С кем?
– Да, поддерживали, в основном – письмами. Это были друзья юности и (у матери) — товарищи по эвакуации.
– Были ли у Н.В. и Э.Р. любимые книги, музыка, произведения живописи? Что они рекомендовали Вам?
– Они, как и большинство в шестидесятые годы, любили Визбора, Окуджаву, Есенина, нарождающихся бардов и т.д. Из литературы с интересом следили за публикациями, которые в те времена казались невероятно смелыми («Новый мир», Солженицын, Гроссман, Искандер и др.). Мне рекомендовали то же, что интересовало и их. Помню, что Н.В. посоветовал мне по истории многотомник Ключевского.
– Как Элеонора Романовна относилась к повести, для которой послужила моделью? Не раздражала ли ее эта слава?
– Никакой «славы» она не чувствовала. Реагировала на все разговоры сдержано, прекрасно зная и понимая разницу между реальностью и вымыслом Фраермана.
– Вы окончили первую гимназию, верно?
– Да.
– Почему поступили на химфак и как к этому отнеслись родители?
– Мне казалось тогда, что химия – это интересно и увлекательно. То, что отец был тоже химиком, не было причиной решения. Родители же никак не отреагировали на мой выбор, что еще раз подтверждало их незаурядный интеллект.
– Уже во взрослом возрасте Вы разговаривали с родителями об их работе? Как они отзывались о газете и Примтелерадио?
– Оба очень любили свое дело и относились к работе, как к главной части своей личной жизни. И оба содействовали тому, что и «Красное Знамя», и Примтелерадио были среди наилучших местных немосковских медиа страны. Конечно, вклад Федюшова в становление газеты был огромен, а роль матери в работе Примтелерадио – на порядки ниже, но достаточно заметна. Все текущие дела и события в обоих учреждениях обсуждались дома ежедневно и при взаимном интересе.
– В каких отношениях Николай Васильевич находился с 1-м секретарем крайкома В.Е. Чернышевым?
– В доверительных и уважительных, но не приятельских. Партизанское прошлое Чернышева не могло не вызывать восхищения, да и желания Чернышева помочь Приморью были явны и достаточно плодотворны. Так что Николай Васильевич неоднократно при мне отзывался о нем очень хорошо и абсолютно искренне. Знаю, что Чернышев многократно вызывал Н.В. для взаимного обсуждения принимаемых решений.
– Нонна Богат писала про отца, что он был сталинистом, но Вашу маму я представить в этом качестве не могу. Как в семье был улажен этот идеологический диссонанс?
– Были времена, когда в стране живыми остались только сталинисты. Можно было быть или мертвым, или сталинистом. Тем более, что Н.В. принадлежал ко второму поколению коммунистов, которое уже было воспитано пропагандой, а не реальностью революции. Так что не стоит его винить в этом. Жизнь каждого начиналась с веры в коммунизм, с мечты о прекрасной стране будущего (увы, ассортимент обещаний невелик). Поэтому каждому требовались годы и годы, чтобы понять, что его обманули и не будет ни коммунизма, ни прекрасной страны… Для многих и сейчас обман этот не осознан. Так что винить Н.В. в сталинизме я бы не стал. Думаю, что он оправдывал в молодые годы сталинские «реформы» тем, что русский народ – это быдло, описанное Салтыковым-Щедриным и что его можно вести к светлому будущему только стальной плетью. Но со временем он прекрасно понял на собственном опыте чудовищность и неэффективность сталинских методов и сталинского государства, так что с большим энтузиазмом воспринял хрущевские перемены и новации. Не помню домашних дискуссий по поводу Сталина – и для матери, и для Н.В. чудовищность и невозвратность сталинских времен была очевидной.
– Какое место занимала в семье Дора Исидоровна и когда она ушла из жизни?
– Я, мама и мой отец выжили в 1941 году только благодаря Доре Исидоровне. Она работала руководителем машинописного бюро ЦК Латвии и, благодаря этому, мы все получили возможность эвакуироваться из Риги в первые дни войны. Остальные наши родные, близкие и знакомые погибли. Она проживала вместе со всей нашей семьей в отдельной комнате, в последние годы подрабатывала уроками немецкого. Ушла из жизни 26 сентября 1976 года в возрасте 85 лет.
– Не припомните, когда Элеонора Романовна ушла с должности Главного редактора и как она это перенесла? Она вообще была человеком скорее терпеливым, чем вспыльчивым, или наоборот?
– Это, кажется, было во второй половине семидесятых, даты можно уточнить из ее автобиографии или трудовой книжки… Она восприняла это не без переживаний, тем более что сначала (по достижении пенсионного возраста) ее упросили остаться, а потом уволили немедленно, без всякого предупреждения, как только нашли ей замену. Вспыльчивой она не была, но прямо сказать человеку то, что она о нем думает и почему, она умела.
– Вы уехали в Израиль году примерно в 1990-м, а Элеонора Романовна?
– Мама прибыла в Израиль на ПМЖ 29 августа 1994 года.
– И, наконец, когда она ушла из жизни и где упокоена?
– Она ушла из жизни 30 октября 1996 года и похоронена вблизи города Ришон Ле-Цион в Израиле. [8].
В заключение еще пара деталей, которые удалось извлечь из перекрестного сопоставления фактов, изложенных в интервью Н.Я. Коварского и письмах Р.И. Фраермана во Владивосток.
1. Полное имя Доры Исидоровны – Дебора. Полное имя ее матери Лины еще предстоит уточнить, хотя, наверное, это и неважно.
2. В одном из писем к дочери писатель одобряет тот факт, что перед отъездом Николай и Нора «расписались», то есть оформили свой брак официально. Об этом же написал и Н.Я. Коварский. Но брак этот был бы невозможен без развода Н.В. Федюшова с первой женой. А, учитывая особенности ее характера, о которых рассказала Нонна Богат, можно с большой долей уверенности предположить, что именно развод послужил причиной федюшовской опалы и переезда во Владивосток. Так что легенда в основном, скорее всего, оказалась права.
Источники:
- Энциклопедия Приморья. Все самое-самое [Электронный ресурс]. – URL: https://alltopprim.ru/.
- Полторак В. Поди туда, не знаю куда [Электронный ресурс] // Проза.ру. – URL: https://proza.ru/2011/11/03/1392.
- История телевидения и радио в Приморье [Электронный ресурс] // Вести Приморье. – URL: http://history.vestiprim.ru/
- Личная переписка А.Л. Ткачева с внучкой Н.В. Федюшова И.Е. Богат.
- Письма Р.И. Фраермана к своей дочери Э.Р. Коварской // Фонды Музея истории Дальнего Востока им. В.К. Арсеньева.
- Интервью А.Л. Ткачева с главными редакторами Приморского радио разных лет А.Г. Брюхановым и С.Р. Шпилько, главным редактором Приморского телевидения в 1990 гг. И.Е Лебедевой;
- Выставка к юбилею Николая Яковлевича Коварского, д.х.н. [Электронный ресурс] // Центральная научная библиотека ДВО РАН – URL: https://www.cnb.dvo.ru/2025/06/17/vystavki/vystavka-k-yubileyu-nikolaya-yakovlevicha-kovarskogo-d-h-n/.
- Интервью А.Л. Ткачева с Н.Я. Коварским.
Об авторе:
Ткачев Александр Львович – журналист, культуролог, общественный деятель, член Совета ОИАК, автор и главный редактор проектов «Энциклопедия Приморья. Все самое-самое» и «Виртуальный музей Примтелерадио» на сайте «ГТРК «Владивосток»,
