В Китай Игнатьев должен был отправиться для того, чтобы добиться ратификации подписанного в мае 1858 г. генерал-губернатором Восточной Сибири Н.Н. Муравьевым и гиринским амбанем князем И Шанем Айгунского договора, по которому земли по левому берегу Амура признавались российскими, а по правому от устья реки Уссури и до Тихого океана и Кореи (ныне юг Хабаровского края и весь Приморский край) – землями совместного России и Китая пользования, которые надлежало защищать от третьих стран.
Только вот закавыка: вскоре после подписания Китай объявил этот договор недействительным и ратифицировать его категорически отказался. Советнику Петру Николаевичу Перовскому, который сопровождал Н.Н. Муравьева при подписании договора и затем в Пекине на протяжении года пытался добиться от китайцев его ратификации, было заявлено, что Муравьев силой принудил И Шаня подписать его, и что у И Шаня не было на то никаких полномочий от богдыхана (императора). В подтверждение сего И Шань был лишен богдыханом некоторых чинов, а позднее и вовсе закован в кангу (азиатский аналог европейских кандалов, только более жесткий) для передачи России в качестве главного виновника.
До сих пор мы точно не знаем, какова была дальнейшая судьба этого человека. По одним источникам он был казнен, по другим умер в неволе, по третьим вернулся на государственную службу со значительным понижением. Так или иначе, но в Китае И Шань до сих пор считается преступником и предателем государственных интересов, который, не имея полномочий, поддался угрозам со стороны Н.Н. Муравьева. Хотя в российской литературе недавно промелькнула и другая версия. В одном из исторических романов автором был сделан весьма прозрачный намек на то, что российский генерал-губернатор подкупил своего китайского коллегу «мешком золота». Обе версии подразумевают, что Айгунский договор как бы является результатом действий не двух держав, а двух частных лиц, одно из которых смогло запугать или подкупить другое. И, если так, то его следует считать ничтожным.
Смею предложить другую версию этих событий, основанную на схожих ситуациях в китайской внешней политике. Верна она или нет, доказать невозможно, но прямые аналогии, на мой взгляд, очевидны.
Во время подписания Айгунского договора Китай находился в очень сложной внешнеполитической ситуации. Совместный экспедиционный корпус Англии и Франции шел на Пекин с целью силой заставить Поднебесную подписать договоры, открывающие для них ее внутренний рынок. Договоры эти, названные Тяньцзиньскими, были подписаны через 2 недели после Айгунского, после чего союзные войска отправились обратно. И напрасно, так как договоры эти Китай тоже не ратифицировал, а чиновников, подписавших их, обвинил в измене. Один из них даже покончил жизнь самоубийством.
Через год союзный корпус вернулся, чтобы довершить дело, но его корабли были расстреляны в устье реки Пейхо (Хайхэ) из пушек крепости Дагу и вынуждены были вернуться не солоно хлебавши, чтобы еще через год атаковать Пекин в третий раз. Таким образом Китай уже выиграл два года!
Затем осенью 1860 г. во время третьего и заключительного похода союзников, рассказ о котором впереди, попытка подписать фальшивые договоры будет предпринята Китаем в третий раз. Тогда престарелый и уже бывший глава Госсовета Гуй Лян также в Тяньцзине будет вести с союзниками переговоры, не имея на то никаких полномочий, и будет разоблачен только перед подписанием договоров.
Итак, мы имеем сразу три аналогичных ситуации, которые уже можно назвать тактикой. Ее целью было затягивание времени способом подписания договоров лицами, ЗАВЕДОМО не имеющими на это официальных полномочий, в надежде на благоприятное изменение ситуации со временем. При этом, если ситуация в благоприятную сторону со временем не изменялась, вся вина, вся ответственность возлагалась не на государственные органы, не на государство Китай, а на конкретных чиновников-подписантов, которые объявлялись изменниками.
И Шань, ведя переговоры с Муравьевым, находился под огромным давлением, но не только Муравьева, но «между молотом и наковальней». Смею предположить, что он имел прямое указание из Госсовета: ни в коем случае не допустить разрыва отношений с Россией. ДАЖЕ ПУТЕМ ПОДПИСАНИЯ ДОГОВОРА НА ЕЕ УСЛОВИЯХ, НО БЕЗ ДОВЕРЕННОСТИ ОТ ИМПЕРАТОРА ИЛИ ГОССОВЕТА, ТО ЕСТЬ ДОГОВОРА ЗАВЕДОМО НИЧТОЖНОГО. Не сделай он этого, отвергни предложения Муравьева, Россия могла бы превратиться, по мнению руководства Китаем, из опасного, но мирного соседа Поднебесной в ее воинственного недруга, а то и выступить на стороне Англии с Францией, чего китайцы опасались больше всего на свете. А того, что такой союз невозможен в принципе, они не понимали.
Думаю, что И Шань вполне осознавал последствия своего поступка и для себя лично. Не случайно, на следующий день после подписания, к Муравьеву на баркас примчался его адъютант с унизительной просьбой вычеркнуть из уже подписанного договора пункт о совместном владении территориями на берегу Тихого океана, но вернулся не солоно хлебавши.
Смалодушничал И Шань, наказания испугался, ведь знал, чем все закончится… И все равно, мне он видится не преступником, а героем, принесшим себя в жертву интересам своей страны. Правда, такую концепцию, Китай сегодня вряд ли захочет принять, ведь тогда придется признать и легитимность Айгунского договора.
Но вернемся к событиям весны 1858 года, когда не только Н.Н. Муравьев, но и граф Е.В. Путятин отправился на переговоры с Китаем. Через Кяхту китайцы его к себе не пустили. Пришлось добираться морем до Шанхая и там присоединяться к англо-французскому корпусу, который шел на Пекин с целью заставить Китай открыть, как мы уже рассказали выше, свой внутренний рынок для европейских товаров и, прежде всего, опиума. Англичане и французы пришли из Шанхая на кораблях, разбили китайские прибрежные укрепления крепости Дагу, преграждавшие путь кораблям по реке Пейхо (Хайхэ) на Пекин, и вскоре подписали с китайцами торговые договоры, не доходя до столицы Поднебесной, в г. Тяньцзине.
Граф Путятин тоже такой договор от имени России подписал, только для России он был бесполезен, ведь мы и так торговали с Китаем – через Кяхту. О передаче России каких-либо земель речи в Тяньцзине не шло и не могло идти – Англия с Францией бы не позволили. Тем не менее, чтобы хоть этот договор Китай ратифицировал, Путятин пообещал подарить китайцам 50 самых современных пушек, 10 тыс. нарезных ружей и миллион зарядов к ним, а также прислать военных инструкторов, для обучения китайцев обращению с ними… На ратификацию Тянцзинского договора с Россией китайцы позднее согласились, а вот против Айгунского стояли насмерть, ведь территорию нынешнего Приморья они считали частью родовых владений правящей династии Цин…
Тут необходимо сделать еще одно отступление, так как по версии советских историков на землях этих китайцы никогда постоянно не жили. Прежде здесь обитали другие народы, которые в разные времена образовывали другие государства. Например, царство Бохай или, позднее, Золотую империю чжурчжэней. Но в XIX веке основным населением Южно-Уссурийского края были «лесные люди» – представители малых коренных народностей Дальнего Востока. И, следовательно, по мнению советских историков, государственности, как таковой, здесь уже не было. В том числе и китайской.
У китайцев была другая логика. Хотя ни Бохая, ни Золотой империи к XIX веку на картах уже не значилось, правящая Китаем маньчжурская династия Цин (не путать с первой китайской династией – Цинь, основанной легендарным Цинь Шихуанди) вела свою родословную от одного из князей Золотой империи. То есть считать эти земли своей собственностью ее представители и, в частности, китайский император (или, как говорили на Руси «богдыхан») Сянфэн, имели, по их мнению, законное право. А кто же еще? Другой силы, кроме Цинов, до прихода России здесь не было.
По мнению китайцев, господствовала над этими землями и китайская государственная власть в лице маньчжурской администрации во главе с губернатором-амбанем. Вот только большой вопрос: в какой мере она могла осуществлять свои полномочия? Была эта власть реальной или формальной? И, главное, над кем? Жили здесь китайцы или нет?
Да, конечно, наряду с представителями малых коренных народностей, в бескрайней Уссурийской тайге жили и китайцы. Точнее, маньчжуры – манзы, как их называли русские переселенцы. Ведь народность «тазы» – это полукровки, смесь китайцев-манз и представителей коренных народностей. Откуда же им без манз и китайцев взяться? Но селились здесь манзы, в основном, семейными кланами, чьи хутора могли отстоять друг от друга на десятки и сотни километров. Занимались таежными промыслами – охотой, рыбалкой, сбором дикоросов, продукцию которых сбывали в Китай. Иногда воевали друг с другом за угодья. И пополняли банды хунхузов!
Позволю себе здесь ссылку на одну из статей «Энциклопедии Приморья. Все самое самое…» , которое называется «Первое иностранное тайное общество»:
«На пограничных столбах, установленных по распоряжению генерал-губернатора Восточной Сибири графа Н.Н. Муравьева-Амурского вдоль границы с Китаем, еще не успела высохнуть краска, а на российской территории уже обнаружило себя китайское тайное общество. Оно называлось «Гун и хуэй» (Общество единомышленников) и старалось прибрать к рукам скупку женьшеня, пантов, мехов у китайских охотников и местных аборигенов».
Ну, а кто еще этими таежными людьми мог управлять? Законам какого государства они подчинялись? Кто собирал с них налоги и рекрутов? В XIX веке практически никто. Для Китая осуществлять полноценные государственные функции на такой обширной, но малонаселенной территории, да еще и разделенной повдоль Сихотэ-Алинским хребтом было затруднительно и нерентабельно. Стыдно сказать, но, когда при заключении Пекинского договора понадобилась карта этих территорий, то у русских она уже была, составленная подполковником К.Ф. Будогосским, а у китайцев ее не оказалось вовсе!
В этой ситуации план занятия русскими территории и побережья «явочным порядком» не выглядел силовым и тем более насильственным. И частично он был осуществлен в июне 1860 года, когда транспорт «Маньчжур» высадил две группы стрелков в бухте Золотой Рог и заливе Посьета. Но Петербург с самого начала настойчиво держал курс на законное решение вопроса с базированием российского флота – через заключение договора. Ведь России, в отличие от Англии с Францией, навсегда суждено соседствовать с Китаем бок о бок, и любое насилие одной из сторон может обернуться встречным насилием в будущем. Пусть и очень далеком.
Примечания к четвертой главе:
Тех читателей, кто захочет более детально ознакомиться с обстоятельствами подписания Айгунского и Тяньцзиньского договоров 1858 года России с Китаем, отсылаю к заключительной, 31-й главе посмертной книги Г.И. Невельского «Подвиги русских морских офицеров на крайнем востоке России (1849-1855 г.)». Она есть в сети. И еще к очерку переводчика-международника Г.Д. Константинова «Об И Шане слышал…», где он подробно излагает биографию И Шаня, а также отмечает два любопытных факта:
1. Согласно русскому тексту Айгунского договора, земли по левому берегу реки Амур от Аргуни и до моря считаются российскими. Но по китайскому тексту в море впадает не Амур, а река Сунгари. Амур же считается притоком Сунгари и в месте их слияния заканчивается.
2. На картине Василия Романова «Айгуньский договор», которую вы видите выше, Муравьев держит перо в правой руке. Но 16 июля 1839 года при штурме Ахульго на Каказе он был в правую руку ранен пулей, после чего практически не владел ее кистью и вынужден был выучиться писать рукой левой.
Продолжение следует…
