Во время переговоров в Пекине китайские сановники очень просили Игнатьева приказать союзникам не ввозить в город тела погибших парламентеров. По их словам, это было бы грубейшим нарушением китайских традиций, за которое чиновников жестоко накажут. Игнатьев успокоил их, сообщив, тела погибших будут захоронены вне городских стен.
Похороны погибших парламентеров были еще одной услугой русского посланника союзникам. Причем, как протестантам англичанам, так и католикам французам. Четверо англичан (в том числе и сорокадвухлетний корреспондент «Таймс» Том Боулби) были похоронены на русском православном кладбище. А французы на Португальском католическом кладбище, которое также находилось под присмотром Русской духовной миссии. После похорон оба Уполномоченных прислали свои благодарности Игнатьеву за эту услугу. А через год Николай Павлович станет и кавалером Ордена Почетного легиона.
На встречу с Игнатьевым китайцы привезли не только согласие князя Гуна о сотрудничестве, но и ультиматумы, предъявленные им союзниками. Кроме выплаты компенсации за погибших в 500 тыс. лан, там говорилось еще и о наказании виновных, и о том, что Летний дворец должен быть срыт до основания, и о сроках, в которые все это должно было быть исполнено. А именно: не позднее 8 октября союзниками должно быть получено от китайцев уведомление о принятии условий ультиматумов, 10-го – доставлены деньги, 11-го подписаны конвенции и разменяны ратификации договоров. В противном случае военные действия (штурм Пекина) будут немедленно возобновлены.
Выполнить все требования китайцы считали невозможным. Казна была пуста и потому сановники умоляли Игнатьева избавить их от союзнических требований. На что Игнатьев ответил, что прежде он мог бы это исполнить, но теперь время упущено, мертвых не воскресишь, исправить ничего нельзя, но можно несколько облегчить предъявленные требования. В итоге он пообещал китайцам свое содействие по 9-ти пунктам из 10, в том числе: отсрочку и рассрочку платежа, отвод союзных войск от Пекина после подписания договоров, не требовать официального обвинения чиновников в гибели парламентеров, ограничить конвой Уполномоченных 300-ми человек, и проч. Вельможи просили также Игнатьева непременно присутствовать при подписании договоров с союзниками, но в этом он им отказал, пообещав, правда, что в случае необходимости всегда готов будет прийти им на выручку.
Встретившись поочередно с лордом Элджином и бароном Гро, Игнатьев насколько было возможным охладил пыл Уполномоченных. Особенно лорда Элджина. Он рассказал им, что вслед за ним в Пекин стали возвращаться и некоторые китайские вельможи. Но ситуация неустойчивая. Что князь Гун согласен встречаться с Уполномоченными, но только под его, Игнатьева, гарантии безопасности. Что ослабление государственной власти способствует росту в городе преступности. Что казна государственная пуста и серебро за погибших заложников может быть собрано богатыми сановниками только из своих средств, а на это нужно время. Что, опасаясь грабителей, сановники китайские просят его выделить русских казаков для охраны собранного серебра и проч. Что штурм Пекина приведет, скорее всего, к падению династии Цин, так что союзникам просто не с кого будет требовать контрибуцию. И по основным пунктам ему удалось их убедить.
12 и 13 октября в Пекине в Палате церемоний князем Гуном и каждым из Уполномоченных были подписаны злополучные трактаты. Сначала англичанами, а на следующий день французами. При этом лорд Элджин опоздал на подписание на 5 часов, чем немало встревожил и китайских представителей, и Игнатьева, к которому те бросились за помощью. К счастью, не понадобившейся. И пришел черед обсуждения и подписания русско-китайского договора, о котором знали только Игнатьев и князь Гун со своими приближенными.
Подписанию этого договора мешали несколько обстоятельств. Первое: враги России при китайском дворе, возглавляемые Су Шунем. Второе: присутствие в Пекине союзников, которые были противниками укрепления России на Тихом океане в принципе. Особенно подозрительным и настойчивым в этом смысле был посол Англии в Китае Фредерик Брюс – младший брат лорда Элджина. С первых дней своего пребывания в Пекине Брюс развил бурную деятельность по организации посольства. И те, и другие легко могли сломать Игнатьеву всю игру, пронюхай они о переговорах с Гуном.
Су Шуня Игнатьев загодя скомпрометировал в глазах союзников, представив его ортодоксальным сторонником китайских традиций, противящимся любым новшествам, который и в будущем будет мешать европейско-китайскому сотрудничеству. В этом, к слову, ему помог и князь Гун – политический противник Су Шуня.
Лорда Элджина и барона Гро Игнатьев стал убеждать в том, что оставаться в Пекине на зиму нельзя не только войскам, но и дипломатическим представителям. И не только из-за холодного климата и дефицита продовольствия, но, прежде всего, из соображений безопасности. Зимой им будет спокойнее, теплее и сытнее пребывать в Тяньцзине, который ближе к морю, где они будут находиться под защитой своих войск, и куда на несколько дней быстрее доходят вести из Европы. К весне жизнь в Пекине войдет в нормальную колею – тогда послы и смогут вернуться. Да и сам он, генерал-майор Николай Игнатьев в ближайшие дни намерен отбыть в Москву на доклад к Государю.
Брюс был категорически против выезда из Пекина, но Игнатьев так расписал лорду Элджину все «прелести» пекинской зимовки, что тот на правах старшего и по родству, и по статусу, и по должности приказал Фредерику до весны переехать в Тяньцзинь.
19 октября союзные войска потянулись из Пекина. Завершив компанию, готовясь к отъезду и расставанию, европейские аристократы и военачальники устраивали приемы и обменивались визитами. Принял у себя в Южном подворье высоких гостей и русский посланник. Тут, наконец, ему пригодились и столовое серебро, и хрусталь, которые в свое время и за свои деньги он выписывал из Кяхты… Аристократы звенели шпорами и фужерами с шампанским, поздравляли друг друга с окончанием компании, благодарили хозяина за содействие…
А в это же самое время, за стенкой, в соседнем помещении представители Игнатьева и Гуна обсуждали статьи российско-китайского договора. Уже не Айгунского, а нового, который назовут потом Пекинским и согласно которому территория Приморской области будет не в «общем владении», как сказано в договоре Айгунском, а на 100 процентов во владении российском.
К слову, назвав Пекинский трактат «дополнительным», Игнатьев имел в виду совсем не Айгунский договор, заключенный Н.Н. Муравьевым, а Тянцзинский договор графа Путятина, который китайцы признали и ратифицировали. Об этом ясно сказано в его 15-й заключительной главе.
Время от времени Николай Павлович незаметно отлучался из гостиной, чтобы выслушать своих представителей Татаринова и о. Гурия, которые вели переговоры, и дать им необходимые указания. Он сам написал текст нового договора, но из соображений конспирации в переговорах с китайцами не участвовал.
Переговоры проходили по 5-7 часов в день и были очень жаркими, но как только китайцы убедились в реальном влиянии России на европейские державы, пошли необычайно быстро. 28 октября европейские Уполномоченные покинули Пекин. И на следующий же день к Игнатьеву на Южное подворье приехал сам князь Гун с благодарностью за оказанные Китаю услуги. Худощав, держал себя с достоинством, но скромно, говорил тихо и мягко… А 31 октября прислал письмо с приложенным Указом богдыхана о том, что с текстом договора с Россией тот ознакомился, с ним согласен и повелевает договор подписать.
Только карта разграничения, составленная подполковником К.Ф. Будогосским и переданная Игнатьевым князю Гуну в серебряном футляре, была им отвергнута под тем предлогом, что своей карты этой территории у него нет, а подписывать вслепую карту русскую он не желает. Договорились вернуться к этому вопросу весной будущего года.
Торжественная церемония подписания Пекинского договора состоялось в Южном подворье 2 ноября в половине четвертого пополудни. Гун предложил Игнатьеву первым поставить свою подпись, потом подписал сам. После церемонии гостям было предложено шампанское, сладости и чай.
3 ноября всем участвовавшим в подписании китайским вельможам были разосланы подарки – соболий мех, ружья, хрусталь, свитки сукна, шампанское… В ответ 4 ноября китайцами были присланы шелковые ткани, фарфоровая посуда и сладости…
10 ноября по первому снегу Игнатьев покинул Пекин. К тому времени договор уже был ратифицирован богдыханом, опубликован в китайских газетах и разослан по всем китайским администрациям, которых он в той или иной степени касался, с приказанием неукоснительного исполнения.
Окончание следует…
