После того, как император Сянфэн бежал из Пекина, оперативное управление империей принял на себя его единокровный брат Айсингёро Исинь князь Гун Цин Ван. Матерью его была одна из наложниц императора. Претендовать на престол он не мог, но часто заменял брата в его государственных делах. Князь был младше императора на 2 года, они вместе выросли и были друзьями.
После захвата заложников князь Гун оказался в очень сложном положении. Он надеялся, что до союзников еще не дошли вести о гибели некоторых из них, но на всякий случай тоже покинул Пекин и, не отдаляясь от него, каждый день менял места ночевок – опасался, что командование союзников может устроить на него охоту, заманить на переговоры и захватить.
Через своих доверенных лиц князь слал командованию союзников записки, в которых требовал отвести войска от Пекина, заключить мир, обещая взамен вернуть заложников. Но союзники шли напролом пока не подошли вплотную к городским стенам. Лорд Элджин уже и сам понимал, что «в Китае ничего положительно нельзя добиться, не возбуждая постоянно решения между миром и войною».
Готовя штурм Пекина, генералы союзников консультировались с Игнатьевым и однажды застали того за картой китайской столицы. Они попросили разрешения снять с нее кальку или хотя бы сфотографировать. Отказаться без риска быть заподозренным в предательстве европейских интересов было невозможно. Игнатьев согласился, так как в сложившейся ситуации передача карты ничего не меняла в расстановке сил. Союзники карту сфотографировали, отпечатали с нее 4 копии, одну из них передали Игнатьеву. Потом в присутствии Баллюзека изображения с фотографических стекол были стерты.
Воспользовавшись удобным случаем, Игнатьев не рекомендовал союзникам брать город штурмом. Во-первых, будет много жертв с обеих сторон и в будущем это сильно осложнит отношения между государствами. Во-вторых, если кабинет министров разбежится, государственный аппарат развалится, не с кем будет иметь дело! Кто будет подписывать договор, кто будет его соблюдать, придется союзникам взвалить на себя все хлопоты по устройству нового государства. А аудиенция у богдыхана? Ведь, если она пройдет на европейский манер, то создаст прецедент…
Надо сказать, что доводы возымели свое действие. Лорд Элджин пожаловался Игнатьеву, что ему не с кем вести переговоры – князь Гун неуловим, контакты с ним односторонни – и тоже попросил русского посланника о содействии.
Пробил час Игнатьева.
26 сентября около 15-30 в английский штаб вернулись из плена 8 из 37-ми переговорщиков. Это были Гарри Паркс, английский и французский офицеры, сикх и четверо французских солдат.
Баллюзек был свидетелем встречи лорда Элджина с Парксом, которая прошла в чисто английском стиле – холодно и без душевного тепла, хотя Элджин очень любил и ценил Паркса:
– Oh! How are you, my dear Parkes?
– All wright!
После чего в соседней комнате они проговорили наедине более полутора часов.
Затем еще пятерых пленников вернули китайцы союзникам живыми, а с ними передали и несколько тел погибших. Тела, в том числе и корреспондента «Таймс» несчастного Булби, были в ужасном состоянии. По словам вернувшихся, парламентеров и их сопровождающих морили голодом, связанными выставляли на солнце, травили голодными крысами и свиньями… Те из погибших, чьи тела китайцы вернуть не смогли, были объявлены пропавшими без вести…
Лорд Элджин потребовал в качестве компенсации за погибших 300 тыс. лан серебра (600 тыс. руб. серебром), потребовал срыть до основания дворец Юаньминюань, где были замучены некоторые из заложников, требовал выдачи виновных и участия высших чиновников империи в церемонии похорон. Он хотел максимально унизить китайцев.
Французы за своих погибших потребовали 200 тыс. лан, хотя только из дворца Юаньминюань было вывезено несколько сотен повозок награбленного. Помещения штабов, квартиры офицеров и весь лагерь были завалены награбленными вещами. Один главнокомандующий английскими войсками Джеймс Хоуп Грант ничего не взял и очень возмущался по поводу происходящего. 
Игнатьев задумал первым войти в город и без свидетелей встретиться с князем Гуном или его представителями. Он предупредил лорда Элджина, что у китайцев принято на ночь закрывать городские ворота, так что прежде, чем входить в Пекин, надо потребовать у них передачи хотя бы одних ворот под охрану союзников.
Англичане дали китайцам на передачу ворот 2 дня, или 1 октября они возьмут их приступом. Сановники опасались открывать европейцам ворота, так как боялись, что те в буквальном смысле посадят на трон своего человека. Простым китайцам было все равно, кто сидит на троне – «лишь бы нас не трогали».
Тут можно было бы сделать еще одно пространное отступление по поводу традиционного китайского понятия судьбы (命, мин), связанного с учением даосизма. Распространяется оно и на смену династий, которые, как и все на Земле, стареют, и, если сменяются новыми, то таков путь Дао. Яркий пример в этом смысле – воцарение маньчжурской династии Цин, когда в 1644 году армия маньчжурских кочевников сначала разгромила китайских мятежников, а потом «отправила на пенсию династию Мин». Ну, да ладно…
Наблюдать за ситуацией у пекинских ворот Игнатьев отправил Баллюзека. И как только Балюзек с переводчиком Поповым пришли на русское кладбище, так сразу же разнесся везде слух, что русские прибыли к Пекину и теперь уже точно не дадут его в обиду. Множество было ищущих защиты и всем русский офицер раздавал белые листочки «Христианин». В разговоре с Монтобаном Баллюзек представил это как нашу услугу французам и тот взамен пообещал проследить за сохранностью во время штурма Русского подворья. А, кроме того, пообещал не трогать албазинцев, даже если они будут вооружены.
Но до штурма не дошло, так как 2 октября китайцы согласились отдать под контроль союзников ворота Аньдинмынь. Первым в них вошел французский батальон, в сопровождении Баллюзека с Поповым.
Когда китайские защитники Пекина увидели со стен, что французские солдаты вошли в Пекин, все они разбрелись по домам. А над воротами вместо желтого китайского флага были подняты французский и английский.
Баллюзек с Поповым проехали через весь город от Северного подворья к Южному, и на всем пути их сопровождала толпа китайцев.
Чтобы первым въехать в Пекин, Игнатьев должен был получить согласие союзного командования. Он поставил об этом в известность барона Гро, с которым у него сложились более доверительные отношения, а лорду Элджину отправил письмо, где сообщал, что действует для всеобщего блага. Он знал, что подозрительный лорд не дал бы своего согласия.
4 октября Игнатьев торжественно въехал в Пекин. Носилки посланника сопровождали 13 всадников. Впереди ехало два казака и конный офицер. У ворот по обеим сторонам дороги выстроилось в почетном карауле два батальона союзных войск – с одной стороны английский, с другой – французский. А вокруг – толпы китайцев. При приближении носилок посланника солдаты в шеренгах вытянулись по стойке смирно и взяли ружья «на караул». И после, по городу за носилками с конниками шла толпа китайцев. Они говорили, что царь русский – самый главный.
На следующий день к Игнатьеву пришла делегация Госсовета с просьбой о посредничестве. Тот сказал, что, помня нашу многовековую дружбу, не раз уже предлагал свои услуги по защите Китая, но все его предложения были отвергнуты. Ну, а теперь у него есть свои условия:
во-первых, чтобы сам князь Гун обратился к нему с официальной письменной просьбой о посредничестве;
во-вторых, чтобы китайское правительство не скрывало от него никаких своих действий с европейцами и ничего не предпринимало, не спросив у него предварительного совета;
в-третьих, чтобы Гун обязался признать и утвердить Айгунский договор, а также согласиться на восточное и западное разграничение по Уссури до Кореи и проч…
При следующей встрече с представителями принца 6 октября Игнатьев гарантировал Гуну полную безопасность во время подписания договоров с европейцами. И под честное слово князя согласился отложить до тех пор подписание договора Китая с Россией.
Взялся он разрулить и финансовые проблемы, связанные с размером контрибуции, так как казна Китая была пуста, и требовалось время, чтобы собрать нужную для выплаты компенсаций сумму…
Примечание в 13-й главе
Пару лет назад мой давний товарищ и коллега по Обществу изучения Амурского края Сергей Еремин, много лет проживший в Харбине, посетил Пекин и попытался разыскать там православное кладбище, где были похоронены погибшие в плену англичане-парламентеры и корреспондент «Таймс» Том Боулби. Понятно, что искал он его не один, а с сотрудником российского посольства. Задача была непростая, так как располагалось кладбище, если вы обратили на это внимание, за пределами городской стены. Так вот кладбища они не нашли, хотя довольно точно определили место, где оно когда-то было. Теперь на нем располагается гольф-клуб, точнее – поле для гольфа.
Продолжение следует…
